Глава 5

                                                  Счастье

         Вот уж который  день подряд  лили не по-летнему холодные дожди. Все  дороги развезло. Хорошо ещё в городе были мостовые, а  в слободах  так и пройти негде –одна грязь, да и только.

         Иван, нахлобучив  поглубже  шапку, подняв  воротник у своего выцветшего стрелецкого кафтана, шёл по краешку грязной дороги  Сарайской улицы. Сюда,  в  один  из  домиков уж  очень часто наведывался он в последнее время, тянула его неведомая сила. Даже в этот неурочный час он не мог удержать своё сердце. 

         Вот  подошёл он  к  знакомому  дому,  в  груди забилось сильнее. Иван поднял руку и постучал в оконную раму. В окне показалось любимое лицо, мелькнула белая ручка, зазывая войти. Иван зашёл, в сенях они встретились, обнялись.

         - Марьюшка! Наконец-то вырвался к тебе. Не чаял, когда конец службы!

         - Тише! Тятенька с матушкой дома.

         Ласки  были  коротки, но  жарки. Марья  вырвалась  из его  объятий, пошла  впереди. Иван не шёл, летел по лестнице, приподнимая левой рукой громыхающую не  ко  времени саблю. Вот уж открыта дверь в горницу. Иван перешагнул порог, снимая шапку, перекрестился на кивот.

          - Здоровы бывайте, хозяева!

          - А-а! Иван Захарыч! Проходи, Ванюша, - обрадованно протянул заскорузлую от кожевенной работы руку отец Марьи – человек уж пожилой,  с белеющей головой, но живыми, ясными глазами.

          - Как дела-то, служивый? – Поинтересовалась мать, женщина  строгая, но очень добрая.

          - Да вот, отбыл день да нощь. Теперь передохну, опосля опять на пост.

          - А что, новостей-то никаких не слыхать меж государевых людей?

          - Да какие там новости… - Махнул рукой Иван, украдкой  взглянув  на  Марью, хлопотавшую с матерью у печи.

          - Вот уж год прошёл, как мир в граде…- Со вздохом заметил отец. – А народу-то всё едино житьё плохое. Голодно. Мне  вон, Ваня, тоже, видишь, прокормить такую ораву мочи не хватает…

          Действительно, кроме старшей Марьи в семье было ещё семь человек.

          - А ты, Афанасий Петрович, отдай за меня Марьюшку-то! –Неожиданно для себя самого вдруг сказал Иван и почему-то опустил глаза.

          Марья, услышав это, выронила ухват из рук и, закрыв лицо, выбежала в сени.

                                                                       ***

          Вскоре  дожди  закончились. Погода установилась летняя. Хорошая пора – теплынь! Солнце блестело, отражаясь в воде.

          Прямо  за  слободами,  за городскими  стенами  начинались луга, на которых паслась скотина,  и поля, засеянные  льном. Богато  нынче цвёл лён. От этого поле было похоже на море с перекатывающимися  под дуновением  ветра голубыми волнами. В небе парили весёлые, голосистые жаворонки.

          Иван  наблюдал  это, стоя на посту на городской заставе, где находилась сторожевая башня. Всё  радовало  теперь  молодого  стрельца. Красивые  мечты заполняли его горячее сердце,  мечты  о тайнах любви, о будущей жизни, о том, как он когда-нибудь тоже станет солидным отцом громадного семейства.

          - Эй, Захарыч! Ты чё, уснул, что ли там?– Послышался знакомый голос внизу. – Так и ворога проспишь!

          Это стояли старые знакомые Ефим и Гаврила.

         - Ну, чего разорались?

         - Ты когда службу кончаешь?

         - Нынче к вечеру. А чё?

         - Не хошь по утру рыбку потягать в Волгу? Ишь, погода-то разгулялась!

         - Добро, пойду! – Крикнул он сверху.

         - Мы зайдём за тобой.

         - Хорошо! – Крикнул Иван, свесившись в бойницу, вслед уходившим товарищам.

         Насилу  дождался,  покуда  смена  придёт.  Зашёл  домой,  сбросил  обмундирование. Осмотрел свою избёнку. А ведь пусто без женских рук-то. Нелёгкие воспоминания  полезли в голову. Мать Ивана умерла рано. Пригорюнился отец, Захар Никифорыч, долго тосковал. Жили с сыном дружно, а отец всё ждал, покуда Ваня подрастёт, хотел на службу государеву отдать его, дабы стал сын справным, как и он, стрельцом. Всё мечтал, как они вместе на постах стоять будут. Да, видать, такова доля служивого – забрали Захара  Никифоровича на Ливонскую войну. С тех пор не было от него никаких вестей. И  война-то  уж кончилась. И живёт теперь Иван один.

         На службу сам попросился. Теперь дело есть. А  вот  в  избе-то, порой, прибрать и то некогда. Наведывалась тётка Матрёна Никифоровна. И то помога.

         Всю ночь ворочался Иван с боку на бок на лавке да не мог уснуть. То Марьюшка виделась, и уж не верилось, будто отдаст  её Афанасий Петрович за Ивана. Сватов  надо заслать. Кого же? Как кого! И  думать не стоит. Кроме,  как Матрёны Никифоровны, и не выберешь  надёжнее  свахи. А  вдруг откажут! Ить точно, кто он, Иван Захарьев сын, стрелец бедный, да и только!

         Вздохнул Иван, сел на лавку. Лучше снасть починить, нежели всю ночь так мучиться. Он зажёг лучину, достал старую сеть. Работы она требовала большой: много  ячеек  мыши погрызли.

         Солнце  ещё   не взошло. Лодка с Гаврилой, Ефимом и Иваном,  тихо покачиваясь на волжских волнах, упрямо двигалась против течения, направляясь  к  устью Мимошни, там в  заводях  за Покровским  монастырём всегда и щука, и судак,  а то и стерлядку,  бог даст, поймать можно.

         - Каков воздух! – Потянул носом Иван. – Право слово, будто мёд!

         - Чё йта ты, Ванюша,  уж который  день  сам не свой,  навеселе, будто самой крепкой бражки набравшись? – Спросил, посмеиваясь, Ефим.

         - Выпил… Э-эх! Братцы,  крепче  бражки, что  я  напился, не сыщешь  на  всём белом свете!

         - Ишь ты! – Воскликнул  Ефим.- Укажи мне то место, где такие пивовары живут, чтоб напоили бы меня  до  полусмерти! Ха, ха, ха!

         - А тебе почто? У тебя уж есть одна бражка, тебе хватит.

         - Енто ты, Вань, про что? – Недоумённо спросил Ефим.

         - Про жену, про твою! – Засмеялся догадавшийся Гаврила.

         - Так ты, брат, чего? Окрутили будто?! – Друзья весело рассмеялись.

         Добрались  до  другого берега, до того места, которое указал Гаврила. Засучивши рукава, стали  бросать  сети. Первый  заход  не принёс большой удачи. На втором заблестела яркой чешуёй застрявшая в неводе рыба.

         - Смотри-ка, Гаврил, во щука! – Воскликнул Иван, вынимая извивающуюся рыбину.- Ух ты, какая! То-то будет ушица! Я из всех рыб щуку больше всех уважаю.

         После ловли Иван, взяв большую связку рыбы, направился к домику своей тётки Матрёны Никифоровны, славящейся по всей округе своей  болтливостью. Все знали, что ежели она  возьмётся за дело по части языка, то уж никто, даже  самый  упрямый, её  не  переиначит ни за что.

         Дядька Иван Митрофанович, инвалид Ливонской войны, очень обрадовался приходу племянника.

         - Что  за ветер  занёс  к нам  тебя, Ванюша? Ить  не видать было уж сколько времени. Совсем забыл.

         - Да служба всё…

         - Понятно.

         - Я вам тут гостинец вот принёс…

         Вышла Матрёна Никифоровна.

         - Не задаром, видать, гостинцы раздариваешь? – Засмеялась она. – Ну да ладно, говори, какие дела-то? Али сосватать какую хошь?

         -Ты, тётка, уж больно догадливая.

         - Али и впрямь сосватать!.. – Всплеснула руками тётка Матрёна. – Да уж пора, Ванюша. Нажился один-то, должно быть.

         И вот уж на следующее утро  подошли  сваты к дому Афанасия Петрова. В нарядных одеждах. Впереди шла Матрёна Никифоровна, за ней - Иван да дядька.

         - Мир дому сему! – Произнесла, войдя в горницу и перекрестившись на кивот, иванова тётка.

         - Что надо, гости дорогие? – Спросил отец Марьи.

         - У вас товар – у нас купец. – Деловито продолжала  Матрёна общепринятыми  выражениями. – Что ж хороша у вас голубица! – Хитро ухмылялась она. – Но  вы  взгляните на нашего орла! Кто скажет, что плох?

         - Плох ли, нет ли, а  зачем  нашей Марьюшке этакую рань такую обузу на себя брать, нет рано ей ещё в жёны-то. – Хитрил отец.

         - Что же, вы хотите, чтобы она в девках осталась? Где вы найдёте такого молодца? А ежели их рядом поставить, так, гляньте, будто они друг для друга и сотворёны, пара будто писаная! Ими, когда они вместе, только любоваться, а врозь– плюнь да брось! – Убеждала  Матрёна.

         - Так уж и брось! – Засмеялся с игривым негодованием Афанасий.

         - Зачем   разу  бросать. – Вывёртывалась  сваха. – Нам-то  Марьюшка   приглянулась, Иванушке полюбилась, так что мы согласные взять вашу дочь в жёны.

         - Как это,  согласные?! – Возмутился  марьин отец, никак не ждавший такого крутого поворота. – А мы что ж, разве уж сторговались? Мы же и  не предлагали ещё!

         «Ну, тётка Матрёна, понапортила ты своим языком всё дело!» - Испугался Иван.

         - А мы  уж  по вашим  глазам  видим, что охота такого зятька  иметь! – Опять засмеялась сваха.

         - Что ж, молодец хорош! Хозяйственный, да и видный этакий…

         - Ну, вот и договорились!– Не дала даже договорить Матрёна.- Давайте пригубим из ковшичка за уговор наш.

         - Что ж, пригубим. – Ответил Афанасий Петрович.

         - Чудно! – Пожимала плечами сваха на обратном пути. – Все невесты плачут при сватовстве, потупив взоры, а ента всё на жениха взглядывает и еле заметно так улыбается.

         - Всё-то ты, тётка Матрёна, замечаешь, чего и не надо! – Обидчиво сказал ей Иван.

         - Ладно тебе ершиться! Шуткуем ведь, а ты…

         - Уж  больно мала  невеста-то. – Пробормотал  дядька. - Я  бы не женился. Не-е! Мне нужна здоровая! Во какая! – Он развёл руками, будто кого-то обнимая.

         - На здоровых-то собак вешать! – Засмеялась Матрёна (сама-то  она  была ростом невелика, но  ловкости ей не занимать). – А тебе, старый, одной меня мало, что ли? Ишь разводит махалками-то!

         - Ладно, молчу уж. – Опомнился пьяневший Иван Митрофанович.