Глава 2

                                    Москва освобождённая

         Патриарх Гермоген не был тем человеком, который мог бы  равнодушно смотреть на страдания своего народа. Он призвал русский народ  к  борьбе против польских  захватчиков. Его поддержали  многие  дворяне. Гермоген рассылал грамоты с призывами встать на борьбу  со  шляхтой.  Узнав об этом, поляки заточили патриарха в темницу. Говорили, что не  смотря  на  пытки  и  истязания,  которые  учиняли шляхтичи, не отказался он от своих идей. Народ был возмущён. В январе 7119-го⁴⁷ рязанский воевода Прокопий Ляпунов⁴⁸ начал собирать людей в ополчение для освобождения Москвы. Прокопий обещал:

         - Пущай  все идут  в моё ополчение: и казаки и холопы, - не обижу никого! Ежели освободим Москву, казакам жалованье большое дам, холопам – вольную.

         И потянулся люд  к Ляпунову. Из Тушинского  лагеря  пришли  казаки, руководимые Дмитрием Тимофеевичем Трубецким и атаманом Иваном Заруцким.

         В Москве готовились к обороне. Бояре, подчинявшиеся указаниям  пана Гонсевского (его назначили  начальником  польского гарнизона  вместо  уехавшего пана Жолкевского), загоняли москвичей на ремонт и строительство укреплений. Посадские люди подняли восстание. Один  из  отрядов  возглавил  князь  Дмитрий  Михайлович  Пожарский. Теснимые восставшими шляхтичи подожгли русскую столицу.

         Восставшие были разбиты. Раненому Пожарскому удалось бежать из города.

         В  июле  в ополчении Прокопия Ляпунова  начались раздоры. Причиной их стал приговор тридцатого июня – условия, определявшие устройство нового войска  и  правительства.  Приговор отменял  все  обещания  Прокопия  холопам и казакам. Между дворянами и казаками происходили стычки. Взбунтовавшиеся казаки убили Ляпунова. Люди стали разбегаться из ополчения. Казачьи сотни разбили под Москвой свои лагеря. Дмитрий Трубецкой оставался в бездействии, а Иван Заруцкий снова начал помогать полякам.

        Положение  русских  было  тяжёлым. Бурные вести шли отовсюду. Ещё тринадцатого дня июня месяца москвичи узнали, будто Смоленск взят.

        Михаил Борисович Шеин  организовал  хорошую  оборону. Поляки  не могли  понять, откуда  у горстки  русских  такая  храбрость. Каждый божий день летели через стены ядра, бомбы. В городе не успевали тушить пожары. Голод и мор охватили осаждённых. Есть нечего было: за два года  осады были съедены все голуби, кошки, собаки, лошади. Даже трупов животных не оставалось на улицах.

        Измождённый  воевода  Шеин  сидел  на перевёрнутом пушечном лафете; вокруг ещё недавно  шумело  сражение,  а  теперь  лежали  горы мертвецов, русских и ляхов. Руки его

держали окровавленную, опустившуюся, будто уставшую от побоища, саблю. По щеке его текла кровь.

         - Михайло  Борисыч, - произнёс  упавшим  голосом  посадский Прохор,  чем-то похожий на поляка (грудь его защищала польская кираса, ноги – наколенники, снятые со шляхтича, только молодые, вьющиеся русые волосы прикрывал русский шлем);он в этой схватке всё время был возле боярина, - Как думаешь, долго продержимся?

         - Это,  брат  Прошка, одному Богу известно… - С грустью произнёс воевода. – Плохи наши дела… Из Москвы не будет нам никакой помощи, а самих-то осталось… Эх!

         - Давеча, Михайло Борисыч, от шляхты посланники были  с  уговорами  да  прелестями… Народ взашей их!

         - А мне чего ж не сказали?

         - Не велели беспокоить. Народ на смерть идёт, аки на праздник!

         - Да… зело мало нас, а то бы…

         - Михайла Борисыч! Ляхи в город ворвались! – Прокричал подбежавший стрелец охрипшим голосом.

         - Где?

         - С Крылашевских ворот! Да везде прут! Днепр на лодьях берут!

         - В бой! – Крикнул Шеин, подняв над головой саблю.

         Неожиданно грянул страшный взрыв. Это Мономахов собор, а там – погреба.

         - Погреба с зельем зажгли! – Пронеслось в воздухе.

         «Сто пятьдесят пудов!» - С  ужасом  подумал  воевода, видя,  как  рушатся последние дома, гибнут люди.

         Тут же со всех сторон ринулись польские отряды.

         Вскоре  стали  считать пленных. Это были измождённые голодом, израненные люди: стрельцы и посадские, чернь и дворяне, бившиеся целых два года против единого для всех врага, посягнувшего на  их землю. Они смотрели уставшими глазами на победителей, но в этих  взорах  не было чувства  поражения. Впереди шёл весь ободранный, залитый кровью воевода Шеин. Конвоирующие шляхтичи двигались немного поодаль, казалось, они и сейчас побаивались эту ничтожную горстку храбрых защитников.

                                                                         ***

         Князь Дмитрий Михайлович Пожарский  сумел  вырваться  из  Москвы. Повсюду, во всех городах бесчинствовали поляки. Путь князя лежал в Нижний Новгород. Там  поднялся народ против иноземных захватчиков. Во главе стоял Кузьма Минин.

           Воззвание Минина. С гравюры нач. XX в. Историко-музыкальный музей

                                                            «Угличские звоны»

        В конце октября в Нижний Новгород  пришла  грамота  от архимандрита Троице-Сергиева  монастыря Дионисия,  в  которой  он  рассказывал  о злодеяниях, творимых ляхами, призывал  всех  православных  подняться на борьбу с захватчиками, скорбил о смерти патриарха Гермогена, клялся, что продолжит его великое дело.

        Рано утром  началась служба во всех соборах. К народу вышло всё духовенство:

        - Православные христиане, горе нам! Пришли дни Страшного Суда. Гибнет Московское  государство;  гибнет  православная  вера. Что  нам  творить?  Не постоять ли за православную  веру  и  за  святую  соборную  церковь Богородицы нашей и за всех Чудотворцев земли русской, мощи которых поруганы ныне?

        Протоиерей развернул грамоту архимандрита Дионисия.

        - Горе нам! – Кричали в толпе.

        - Гибнет Русь.

        После  заутренней с паперти стали выходить нижегородцы. Из толпы выделился один человек  в  выцветшей  купеческой  однорядке.  Он  держал  шапку в руке. Поднявшись на крыльцо собора, он обратился к народу:

        - Православныя християне!

        - Это Минин, что ли? – Спросил кто-то.

        - Он самый.

        - Ну-тка, чё скажет!

        - Православныя християне! Коль  хотим  помочь  Московскому государству, не пожалеем достояния нашего, дворы свои продадим, жён и детей заложим и станем челом бить, искать, кто  бы  вступился  за веру православную и стал бы у нас начальником! Дело великое совершим, Бог  нам  поможет! Мы  подымемся – другие города пристанут к нам. Так и изведём ворога!

        - Верна, Козьма!

        - Пожарского, князя во главу! – Вдруг пронеслось над толпой.

        - И Козьму Минина!

        - Несите, православные, кто что может: оружие, деньги!

        На площади, где  взывал  купец Минин, собралось множество народу посадского. Понравился князю Пожарскому этот человек. Народ выбрал их быть во главе ополчения.

        К Минину и Пожарскому стекались холопы, работные  и государевы  люди из разных мест, из городов, порабощённых неприятелем.

        Так прошли осень и зима. Наступил март 7120-го.⁴⁹

        - Вот я как мыслю, Козьма. – Говорил князь Пожарский. – Двигать войско пора.

        - Ты прав. По первоначалу надо б идти на Ярославль. А там вокруг все города под ляхами.

        - Это так! Твои мысли вровень с моими. Не ошибся я  в тебе,  Козьма. Потому,  ежели на  Москву  в  раз  пойдём, зело  много у ляхов сил в наших тылах будет… Огорчило меня поражение боярина Шеина. Люб он мне был… Угроза  теперь от Смоленска есть.

        Вскоре  ополчение  заняло  Ярославль.  Здесь  к  нему  присоединилось много народа. Кроме русских, в ополчении были марийцы, татары, черемисы. Пока Минин и Пожарский стояли  в  Ярославле,  до них  дошла  весть о том, что от Смоленска к Москве идут отряды польского гетмана Ходкевича, которые насчитывали двенадцать тысяч шляхтичей. В  русском ополчении находилось всего десять тысяч ратников.

        Четвертого августа  русские  войска  были  у  Троице-Сергиева монастыря. Через несколько дней подошли к Москве. Поляки подготовились к осаде.

         Князь Пожарский вызвал к себе тысяцких:

         - Скоро начнём осаду Москвы. Хотелось бы в раз отбить у ляхов столицу, да силы не позволят. Зело мало нас да и не опытны ещё ратники. Я порешил окружить  Москву  с разных сторон: один отряд пущай встанет близ Чертольских ворот, я  же со всею силою подойду к Арбатским. Так и загородим ляхам подступы к стольному граду.

         - Дмитрий  Михалыч. - Козьма  доложил  обстановку.- Августа  двадцать первого дня гетман Ходкевич со своею ратью покинул Вязьму и пошёл к Москве. А  двадцать  второго числа шляхетская армия показалась на Поклонной горе.

         - Отразить атаку! – Приказал Пожарский.

         Русские бросились навстречу, завязался  рукопашный бой  на Девичьем поле. А в это время, из Москвы, из Чертольских  ворот  сделал вылазку польский гарнизон. Ему преградили дорогу основные силы Пожарского.

         Ночью усилил напор, пытаясь  пробиться  в  город. Завязалась  жестокая битва. Лишь шестьсот шляхтичей пробралось  в  город, однако  обозы, которые они везли осаждённым, попали в руки ополченцев.

         На следующий день пан Ходкевич начал  прорыв  со стороны Замоскворечья, разгромив русские укрепления на Балчуге.

         Двадцать четвёртого августа Пожарский увидел наступающие ряды поляков  на  улицах Замоскворечья.

         - Конницу пустить! – Скомандовал воевода.

         Вылетели  конники;  они бросились  на  ляхов,  размахивая  сверкающими  на солнце саблями. Издалека они были похожи на игрушечных, которые будто  передвигались  рука-ми играющих детей. Но было отличие этих людей от игрушек, так как они убивали других по-настоящему.

         Вдруг! Что такое? Русская конница откатилась назад, верховые  разбегались, пропуская шляхетские отряды, которые подбирались к Ордынке. Там находились Климентовские укрепления ополченцев. Из Кремля  в  это  время  выбежал польский отряд и направился к этому же рубежу.

         В это время Козьма Минин с конницей ударил в тыл Ходкевичу, а Пожарский со своей дружиной – по фронту. Неожидавший  такого  оборота  дела, гетман в панике отступал.

Конница Минина преследовала бегущих.

         После такого поражения Ходкевич бежал прямо к литовской границе.

         Русское ополчение осадило Кремль.

         - Пошлём посла, дабы миром сдались ляхи. – Предложил Пожарский.

         - Ты прав, князь Дмитрий Михалыч, довольно  русской крови проливать. Надо и  миром.

         Через некоторое время гонец возвратился. Он нёс письмо от панов.

         «Сдавать Москву мы не будем. Лучше ты, Пожарский, отпусти к сохам своих людей. Пусть холоп по-прежнему возделывает землю, поп пусть знает церкви. Козьма пусть занимается торговлей – царству тогда будет лучше, чем теперь при твоём управлении».

         - Не будет им пощады! – Возмутился князь Пожарский.

         Русские ещё крепче окружили Кремль. Там начался голод. Холода поздней осени дали себя знать.

         Двадцать второго  октября 7120-го начался  штурм. После короткого  боя  ополчение захватило  Китай-город.  Вскоре стали выходить из Спасской башни шляхетские жолнеры, бросая оружие и амуницию.