Глава 6

                                       Ивашка Болотников

        В южных степях  России против нового царя  Василия Шуйского подняли  восстание бежавшие туда холопы и казаки. Это уже был не бунт, это была настоящая война. Возглавлял её беглый холоп князя Телятевского Иван Болотников. Удивительной судьбы  это был человек. Поговаривали, что он бежал от князя  в  Дикое поле к казакам, участвовал с ними в набегах на татар, но попал в плен; татары продали его туркам. И объехал  он целый свет, прикованный к веслу галеры. Затем бежал и, узнав о восстании в России, присоединился к нему. Сильный, красивый человек, он снискал  большое  уважение среди восставших. Они поставили Ивана Исаевича своим воеводой.

         Везде, где появлялись отряды  Болотникова, холопы, наслышанные  о  славе  и  храбрости воеводы, о его идее освободить крестьян, прогнать бояр, поднимали восстания, сжигали усадьбы своих помещиков, и  присоединялись  к армии Ивана. Весь народ сочувствовал  восставшим. Поэтому-то  Болотникову  удалось легко овладеть Путивлем, затем через Кромы, Орёл, Серпухов и Коломну подойти к реке Пахре, что течёт южнее Москвы.

         Ещё в Ельце были найдены большие  запасы  оружия, заготовленные  Самозванцем – Григорием Отрепьевым во время своего похода.

         В это время из Тулы вышло дворянское войско, руководимое Истомой Пашковым; из Переяславля Рязанского двинулись отряды Григория Сумбулова и братьев Прокопия и Захара Ляпуновых. Войска, состоявшие  из  дворян  и  детей боярских, прошли  через Венёв, Каширу и остановились в Коломне. Отсюда недалеко было до лагеря Болотникова.

         В донецких степях поднялись казаки. Их  восстание разлетелось вплоть  до  Астрахани. Прошли слухи, что собирает отряды для похода на столицу Московии бежавший оттуда от  преследования бояр сын царя Фёдора Иоанновича Пётр³⁹. Казаки от Саратова, Царицына, Астрахани, собравшись под одно знамя, перейдя степи, взяли направление на Белгород  и  Путивль, оттуда пошли  по  следам Болотникова.  От Орла Пётр направился к Туле, где, соединившись с отрядами Пашкова, через Каширу подошёл к Коломне.

        Соединившись с Ляпуновыми в Коломне, Болотников со своей огромной армией двинулся к Москве.

        Сильно было перепугано московское правительство. Шуйский собрал бояр и дворян.

        - Государь, Василий Иванович, быть  беде! Спасать  Москву, государство  Российское надобно! – Шумели бояре.

        - Рать-то неисчислимая! Ежели подпустим, сгорит Москва, и всё, что накоплено рода-ми старинными, разграблено будет чернью!

        - Вот где конец света! Вероотступники! – Вскричал патриарх Гермоген.

        - Да! – Проговорил Василий Шуйский, сам до смерти напуганный  положением, в которое попал. – Ивашка Болотников – вор! Испокон  веков с ворами боролись все государи, мы  тоже  победим!  Вот  мой  указ: собирайте  по всей Москве рати, пущай знает каждый, что Ивашка – вор, что он не пощадит ни  старика,  ни  младенца, ежели  ворвётся  во  град! Пущай все берут оружие, какое есть, идут под руководством воевод. Пока же надо остановить Ивашкину рать. Поэтому ты, Михаил Василич, - обратился  царь  к своему племяннику Скопину-Шуйскому, - со своей дружиной выходи навстречу бунтовщику.

         Вскоре царское войско вышло  из Москвы. На Серпуховской дороге, на реке Пахре и сошлись две рати.

                          Михаил Васильевич Скопин-Шуйский. Парсуна XVII в.            

                                        Государственная Третьяковская галерея

         Жестокое сражение  началось с перестрелки из пищалей и мортир. Ядра  ложились  в самую гущу. На той  и другой  стороне были  большие потери. Но ещё в самом начале сражения  князь Скопин-Шуйский понял, что чистой победы ему здесь не одержать и всё, что он может сделать для государя, так это только сдержать наступление неисчислимой армии Ивана Болотникова, чтобы выиграть время  для создания более грозного московского войска, - это и будет его победой.

         После перестрелки началась  рукопашная  схватка пеших войск. Перевес в силе и манёвре был явно на стороне восставших. Болотников оказался, вопреки ожиданиям московских воевод, умным, талантливым тактиком.

         Князю Михаилу пришлось пустить  в  ход конные,  рейтарские резервы. В начальный момент  наступление  холопских  отрядов  приостановилось. Но  Болотников укрепил свои фланги,  выставив  на поле брани казачью конницу. С  устрашающим гиканьем  бросились казаки на царских стрельцов  и рейтаров, пытаясь взять войско Скопина-Шуйского  в  клещи, которые, по плану Болотникова,  должны вскоре сомкнуться. Но князь Михаил приказал трубить отбой, прекратить сражение  и  отводить царские войска  к Москве. Он добился своей цели: Болотников был надолго задержан здесь, на Пахре.

         Но и Болотников радовался: это была его первая крупная победа. По сравнению с сегодняшним сражением  все предыдущие схватки теперь казались ничтожными. Пусть и не удалось сейчас наголову  разбить неприятеля, но  враг  понял, что крестьяне – это  грозная сила. К тому  же холопы окрестных селений  всё прибывали и прибывали к Ивану Исаевичу.

         Болотников шёл по лагерю, раскинувшемуся на широком  подмосковном поле. Спускалась холодная октябрьская ночь. Кругом горели костры, возле которых кучками сидели, лежали отдыхавшие крестьяне, в одночасье превратившиеся в хороших воинов. Иван подходил  к  каждому  костру,  говорил  понемногу,  хвалил  отличившихся в сражении. Возле одной группы он задержался подольше.

         - Ну, как, орлы, довольны победой? – Спросил он, присаживаясь  рядом  со здоровенным русоволосым голубоглазым детиной, по лбу которого пролегала широкая дорога  свежего шрама.

         - Да  какая же енто победа! – В досаде махнул рукой тот. – Вот ежели б наголову разбить…

         - А как зовут тебя, молодец? – Спросил Иван, разглядывая богатыря. – Я видывал тебя нонче  в  брани. Люб ты мне стал. В соседней сотне одного десятника убили,  можа поставлю тебя на его место.

         - Благодарствую, Иван Исаич! –Поклонился  он русой головой.–А кличут меня Ерёмкою.

         - Ну, вот и хорошо! Только запомни, Ерёмка, нонешняя битва стоит  дорогого. Пущай мы не побили их как следует, зато себя показали. Вот!

         - Болотникова не видывали? – Кричал  кто-то  в  темноте, перебегая то к одному, то к другому костру.

         - Да вот там сидит. – Послышался ответ.

         - Иван Исаич, радуйся! – Вскричал изрядно вспотевший гонец.

         - Ну, чего?

         - Подмога идёт.

         - Это, какая?

         - Так ить… - Говорил  тот,  едва переводя  дыхание. – Истома Пашков со своим войском  подходит! Побил  царские отряды  под  Коломной,  у  Троицкого, теперь сюда,  к тебе продвигается.

         - Вот это здорово, Иван Исаич! – Воскликнул Ерёмка. – Вот это будет силища!

         Началась осада Москвы, длившаяся  около  двух месяцев, с седьмого октября  по второе декабря лета 7115-го.⁴⁰

         Царь и бояре лихорадочно готовились  к  отражению  нападения восставших. В церквях шли молебны, читались проповеди, где повстанцы клеймились как сообщники сатаны. Василию Шуйскому удалось собрать  два  больших войска: одно из них должно было полностью  заняться обороной, другое  во  главе с  князем Михаилом Скопиным-Шуйским совершать вылазки из города.

         Но, не смотря на величину нового войска  сила его была  недостаточна, чтобы противостоять  ста  восьмидесяти  семи  тысячной  армии  Болотникова. К  тому  же  московская чернь начала открыто выступать супротив царя.

         Дабы усилить своё положение Василий Иванович послал гонцов в верные ему города Смоленск и Ржеву, откуда вскоре на помощь царю двинулись дворянские полки.

         Центром, опорным пунктом в осаде Москвы у восставших стало село Коломенское, в сёлах  Котлы  и  Загорье находились  большие отряды. Войско Истомы Пашкова  стояло  у Красного села.

         По приказу царя  была  усилена  оборона Замоскворечья, Калужских и Серпуховских ворот, а так же Данилова и Симонова монастырей.

         Вскоре Шуйский отбил у восставших Можайск и Волоколамск.

         Шестнадцатого ноября произошёл коренной перелом. После переговоров  на сторону царя перешли Григорий Сумбулов, Прокопий и Захар Ляпуновы с рязанским войском.

         Болотников понял тяжесть своего положения, но всё же решил продолжать войну.

         Двадцать шестого  ноября он  начал окружать Москву у  Красного села. Как раз здесь стояли отряды Истомы Пашкова. На следующий день, утром Болотников  неожиданно  напал  на  царские войска, расположившиеся в Замоскворечье. Восставшие двинулись широким фронтом. Был близок успех.

        Неожиданно  у  Красного села,  в районе Рогожской слободы появилась конница Скопина-Шуйского. Она  смяла правый  фланг восставших, нарушив стройность наступления. Вскоре  все  остальные  отряды поддержали  князя Михаила. Восставшие отходили. В этот критический момент Истома Пашков  с  дворянской  частью своих воинов перешёл на сторону Василия Шуйского.

        Отряды Болотникова были выбиты с занятых ими позиций.

                                          Русское оружие XVI-XVII в. УГИАХМ

         Второго декабря, когда  подошли  смоленский  и Ржевский полки, Василий Шуйский начал наступление  на остатки армии Болотникова,  расположившиеся в Коломенском. неподалёку, у деревни Котлы произошло сражение. Превосходство у Шуйского  было явное. Разбитый  Болотников  отступил  к  Коломенскому. После  короткого  штурма войска царя взяли село. Много холопов здесь полегло, многих  взяли  в плен. На реке Яузе во льду сделали проруби. Пленных подводили  к  ним, били дубиной  по  голове  и толкали в прорубь. Потом, по весне, говорят, много мертвецов всплывало на Яузе и Москве-реке.

         Иван Болотников  с  небольшими  отрядами ушёл  в Калугу. Здесь произошло сражение,  но царским полкам  не удалось выбить восставших из города. Болотников сам приказал уйти войскам из Калуги, взяв направление к Туле.

         Вскоре сюда подоспела  царская  армия. Четыре  месяца обороняли восставшие Тулу. Мощные стены города служили надёжной защитой осаждённым. В  городе  начался голод, ели кошек и собак. Но восставшие делали отчаянные вылазки, нанося большой урон  государеву войску.

         Боясь  не  выдержать зимнего стояния под городом  и  смелых действий осаждённых, воеводы царя приказали построить на реке Упе, ниже города Тулы плотину. Вода хлынула в город, затопив подвалы и подклеты зданий. Так  утонули последние припасы продовольствия.

         Василий Шуйский послал грамоту, предлагая повстанцам жизнь, если они сдадутся.

         Иван Болотников, видя, что гибель  неминуема, не настаивал на продолжении сопротивления. Город сдался десятого октября.

         Защитников схватили, жестоко  наказывая. Самого Ивана отвезли  на  север,  в  город Каргополь, где, как говорят, утопили  в  реке, видимо,  у Шуйского это было любимым наказанием.

         Мелкие  отряды,  не  сдавшиеся  Василию  Шуйскому, рассыпались  по  всей  России, превратившись в разбойничьи шайки. Болотниковскому  десятнику  Ерёмке удалось также бежать. Не мог он смириться с пленом. Стал  атаманом лесного отряда. Не раз грозный

посвист его пугал проезжавших одиноких путников.

                                                                           ***

         В декабре в Приказную избу зашёл стрелецкий пятидесятник.

         - Здорово, Епифан Ондреич! – Гаркнул  он, сразу  же  обращаясь к  дьяку, писавшему какую-то грамоту.

         - А-а! Здорово, Тимоша. Как поживаешь? Зачем пожаловал? Давно ль в Москве?– Засыпал вопросами пятидесятника дьяк. – Ишь, в чине повысили!

         - Приехали-то давно, уж, почитай, с месяц.

         - И чё ж забываешь друзей-то?

         - Да всё некогда, пока то да сё, глядишь, а тут зима подоспела.

         - Да уж вы – люди занятые, что и говорить.

         - Вот пришёл-то я чего: слыхал я, будто у  вас тут  двое земляков моих, углицких, сидят.

         - Постой-постой! А-а…Припоминаю. Это ты про тех, которые тут во дворе-то буянили?

         - Да уж не знаю, буянили, аль нет. А за что ты их посадил?

         - Воровские они, разбойные люди!

         - А ты откель знаешь?

         - Да стрельцы и верные люди показали.

         - Слышь, Епифан Ондреич, ради  дружбы  нашей, покаж мне  их. А? – Умоляюще попросил стрелец. – Я тебе сразу скажу, кто они. Я ведь всех с нашего городу знаю.

         Звякнули ключи, открылась дверь.

         - Эй! – Раздался голос дьяка. – Которые с прошлого лета тут? Углицкие, Выходи!

         К двери подошли двое заросших мужиков.

         - Ну, эти? – Спросил дьяк.

         Тимофей Петров вглядывался.

         - Ефим! Гаврила! Как вы, черти, сюда попали? Епифан, я узнал их! Они товарищи одного моего стрельца. Что ты, я их  хорошо знаю! Да они  и муху пальцем  не тронут, не то, чтобы там  воровать  или разбой держать! Слышь, Епифан Ондреич, ни какие они не воры, не разбойные, уж это я тебе точно говорю! Вот те крест! Ить правда, робяты?

         Гаврила безнадёжно махнул рукой.

         - Я ить что. Ты мне грамоту принеси. – Пожал плечами дьяк.

         Через несколько  дней вывели Ефима  и  Гаврилу  из  подклета, привели в Приказную избу.

         - Вот чего! – Хмуро сказал дьяк Епифан. – Тут вот ошибка случилась, так что не взыщите.

         - Бывает, - ухмыльнулся сидевший рядом Тимофей Петров.

         Вскоре на санях вместе с углицкими стрельцами выехали из Москвы.

         - Ну, слава те, Господи! – Перекрестился Ефим.

         - Вишь, сам рвался  в  стольный град, а теперь: «Слава те, Господи!» - Засмеялся Гаврила.

         - Не думал ить, что так случится. Спасибо тебе, Тимофей Петрович.

         - Спасибо говори случаю,- вовремя подвернулся мне  в Москву-то ехать. Тут дела такие творятся. Ить вы не знаете про Ивашку Болотникова?

         - Не-е…

         - Во! Сидели в Москве, а  и сами не ведали, что чуть не сгорели!

         - Вот те на!

         - Война целая прошла, пока вы там в подклете прохлаждались. Ну это, может быть, и к лучшему. А вот нонче ещё один Димитрий объявился.

         - Ишь ты! – Вконец перепугался Ефим.

         - Быть беде…-Вздохнул Гаврила.

         - М-да-а…- Поддержал пятидесятник.

        Посыпал снег. Крупные, редкие, мягкие  хлопья  медленно  кружились в воздухе, оседали на деревьях, одежде. Вскоре всё покрылось толстым  слоем белого пуха. Лес стал похож  на сказку, которую слушал, наверное, каждый в том далёком детстве от своей бабушки. Стоявшие по обочинам дороги деревья переплетёнными белыми руками-ветвями образовали свод, в просветы которого проглядывало молочного цвета небо. Сосны, ели покрылись пушистыми шапками. Снежные кружева радовали глаз, даже дыхание сводило от  такой красоты. Да и путь казался короче.

         Вдруг дикий посвист разорвал тишину. Комья снега рухнули  с  веток, будто  от  неожиданности. Из  белых  укрытий повыскакивали  какие-то  люди  в зипунах, вооружённые топорами, кистенями, а  кто и бердышами. Они накинулись сзади  и  спереди на ехавших в санях.

         - Не замай! – Крикнул Гаврила, сунув кулак в рожу одному из нападавших. Тот упал, замарав кровью чистый снег.

         Разозлились разбойники, накинулись  ещё пуще. Схватил Тимофей, уж было, булаву, как зычный голос остановил смертоубийство.

         - Пошто, служивый, на  людей моих  руку поднял? – К телеге, проваливаясь  в  снегу, шла лохматая огромная лошадь, на ней сидел такой же громадный детина, на лбу которого красовалась чья-то отметина.

         - А  ты укажи людям своим, чтобы не протягивали руки к чужой бороде, не то протяну вот ентой штукой им по рукам! – Без боязни ответил Тимофей.

         - А не думаешь ли ты, стрельчина, о том, что после этого от голов ваших живого места не останется.

         - А по мне всё едино помирать в брани! Только  даром  своей головы никому не отдавал и не отдам!

         - Ишь ты! – Засмеялся всадник, сняв лисью шапку с русой головы.– Меня все в округе боятся, а он хочет норов показать!

         - А  дозволь  узнать, мужичок, чей ты будешь государь? – С ухмылкой спросил осмелевший Ефим.– Какими землями владеешь? И чё это тебя все так боятся, вроде не волк, не медведь…

         - Уж больно любопытный ты! Или не слыхивал про меня?

         - И слыхом не слыхивал.

         - Да ну! – Нимало удивился разбойник. – Откуда же ты свалился, паря?

         - А мы не здешние. Углицкие. А покамест добираемся домой из московской тюрьмы.

         - А енти что, - указал  на стрельцов, - препровождают что ли, комвой?

         - Да не, они-то нас и ослобонили.

         - А за что же вас засадили-то? – Резонно спросил верзила.

         - А бес его! Приписали, будто мы  какого-то Болотникова люди,  а  мы его видом  не видывали… - Подхватил разговор Гаврила.

         - Ха-ха-ха! – Залился всадник, чуть было с лошади не упав.

         - Э-вон что! Тогда знай, Еремей Автондилыч я, был  десятником у  Ивана Исаича Болотникова. Теперь с людьми хожу по свету да правду народу указываю.

         - Это кажного так  останавливаешь посредь дороги  и правду  указываешь? – Сердито спросил Гаврила.

         - Не-е! Токмо у кого в мошне⁴¹ есть чем уплатить за указ мой.

         - Придётся тебе, Ерёмушка, отпустить нас. – Полусеръёзно предложил Ефим.

         - Это отчего же? – Удивился Ерёмка.

         -А оттого, что мошна-то у нас пустая. Ить мы сами из подклетов только что вынутые вот ентим добрым человеком.

         Ерёмка недоверчиво оглядел пятидесятника, затем Гаврилу и Ефима, на которых бы-

ла рваная, уж год нестиранная одёжка.

         - А вы чё, обормоты, гляделки пялили  не  в  ту  сторону! – Крикнул он своим людям. Затем обратился к Тимофею Петровичу. – А ты давай вынай, чё лишнее там в санях-то!

         - А у меня, брат, лишнего ничего нет: всё  мне, что при мне. Да, скажу, поздно ты меня,  Ерёмка, поймал, всё  добро я свёз  в  Москву, зачем и ехал. Вот тогда и ловил бы, а теперь – не судьба! Я ить  тожа не боярин; а что на мне, не отдам твоим, как  ни  проси! – Он погорозил булавой.

         Ерёмка нахлобучил шапку, махнул рукой:

         - Ступайте себе! Кабы  не  енти страдальцы за  правое дело – не отпустил бы. Да скажите обо мне  всем, кого увидите, что  де  я жизни не  щажу  ради правды! А вы любы мне стали.

         «С этими бугаями моему десятку тягаться не след!» - Думал Ерёмка. Ему было обидно, что взять ничего не удалось, и мужиков  этих жалко, - к  себе бы переманить, да ить не пойдут…

         А подводы снова направились домой.

         - Эх, братцы! – Обрадованно  произнёс Тимофей. – Сначала  я  вас выручил, а вот теперь, вроде как, вы меня. Вот судьба-то…